Предисловие
к первой части

Добрый человек, Вы держите в руках книжицу, воспроизводящую памятник литургического творчества конца XVII - начала XVIII века, именуемый "Путевым обиходом троестрочным" (1690-1707) . Этот богослужебно-певческий сборник относится к загадочному по сей день явлению раннего русского многоголосья - строчному пению. Исследователи-медиевисты, как воцерковленные, так и внешние для Церкви, - "ломают копья", доказывая друг другу правоту своих мнений, главные положения которых, очевидно, заключаются в двух недоумениях: 1) верно ли расшифрованы песнопения ? и 2) самобытно или подражательно принадлежит данное творчество церковному национальному преданию?
Временно умолчим о прящихся, поместив известные нам суждения внутри данной темы в предисловии ко второй и третьей частям "Обихода". Скажем лишь то, что поскольку данный вид церковного пения имел историческое бытие, он заслуживает, по крайней мере, - внимания. Теперь же - несколько слов о самом строчном пении.
В строчном пении слышится яркая самобытность музыкального мышления русских мастеров клиросного пения. Музыкальная ткань строчных песнопений пронизана мелодической полнотой каждого из голосов (так называемое "ленточное" многоголосие). При этом вертикальные созвучия, богатые гроздьями секунд, кварт и квинт, создают особенную ладотональность, свободную от мажора и минора, что позволяет трезво и нечувственно воспринимать церковные тексты.
Песнопения cтрочного пения записывались вначале своего возникновения (примерно с середины XVI в.) сообразно общей традиции церковного нотописания, т.е. крюками. Позже, к концу XVII века по причине проникновения в Московскую Русь западных веяний, нотолиная система занимает господствующее положение. Естественно, представляемая нотографика вполне схожа с сегодняшними правилами нотописания. Голоса записывались в виде строк, "партитур" (или "аблетур", по терминологии того времени) - строка над строкой квадратной нотой в цефаутном ключе. В основе голосов лежат канонизированные мелодии (попевки) знаменного распева. К основному среднему голосу ("пути"), исполнители которого назывались "путниками", присоединяются "верх" и "низ" (исполнители соответственно "вершники" и "нижники"). Следует сказать, что одинаковая басо-баритоновая тесситура всех трех голосов свидетельствует о том, что исполнители певческих строк разделялись не по принципу вокальных тембра и диапазона.
Издание умышленно воспроизведено в подобной оригиналу несовременной линейной нотации. Отметим, что нам показались необходимыми: 1) графически подчеркнутое вертикальное соответствие долей, и 2) подтекстовка под каждой мелодической строкой ввиду пунктирных орфо-эпических несовпадений. Мы полагаем, что подвиг (пусть больше символический) изучения "квадратной ноты" явится ключом для подвига восприятия.
Хотелось бы отметить, что по нашему убеждению, не всякое многоголосное пение в церкви вписывается в рамки канона и предания. А строгая монодия русского знаменного пения - это вершина не только отечественного, но и вселенского церковно-певческого Предания. Однако, сегодня, при засилии в Русской Церкви "партеса", настаивать на распространении знаменного пения очень непросто. Нам видится, что строчное пение могло бы послужить ступенью от гомофонно-гармонического безобразия к чинному одноголосью.
Итак, приглашаем Вас, добрый человек, услышать красоту отечественного, допартесного многоголосья.

Предисловие ко второй части "Троестрочника"
Кто и за что порицает строчное пение?

В настоящей части "Путевого обихода троестрочного" (1690-1707) представлена Литургия (свт. Иоанна Златоуста и свт. Василия Великого), к ней прилагается отдельный томик Задостойников.
В предисловии к данной части "троестрочника" мы поместили только критические доводы о строчном пении. Очевидно, что они безусловно убедительны только для его неприятелей. Радетели же строчного пения тоже могут почерпнуть из порицательных мнений приятную пользу, защищающую от излишнего расположения к раннему русскому многоголосью. Критику строчного пения высказывают как приверженцы партеса, так и сторонники унисона. "...никакое человеческое ухо не может вынести ряда секунд, что здесь на каждом шагу..." , - писал В.Ф.Одоевский, и предполагал, что между строками "нет никакого гармонического сопряжения; здесь явно партии вполне отдельные..." Подобным порицаниям строчное пение подвергалось и со стороны И.Т.Коренева, Н.П.Дилецкого, Н.Д.Успенского, Ю.В.Келдыша и многих других исследователей-медиевистов. А официально-синодальное отношение к строчному пению как к "недорослю" "более правильного в гармоническом отношении многоголосного пения" бытует и по сей день. Даже такие выдающиеся знатоки древнерусского церковного пения, как прот. Д.В.Разумовский и прот. В.М.Металлов писали о "несовершенной" , "шумной и неясной" гармонии раннего русского многоголосья. Прот. Василий Металлов полагал, что "троестрочное пение может быть последствием влияния соседней с Корелиею области приблатийских немцев, шведов-католиков и протестантов на православных русских того края", относя время его распространения на период новгородского архиерейства и патриаршества Никона . Наиболее полная критика строчного пения принадлежит М.В.Бражникову. Он отмечал, что раннее русское многоголосье, во-первых, представляет малый процент "от общей огромной массы певческих крюковых рукописей"; во-вторых "не имеет внутренней связи со знаменным роспевом"; в-третьих, содержит композиторский творческий подход; в-четвертых, он называет уже упомянутые выше звуковые "кляксы", неблагозвучие которых, подготовило жажду к "благозвучному" партесу; наконец, в-пятых, указывает на повторение использующихся немногочисленных шаблонов, делающих строчную музыку однообразной.
Нужно сказать, что в работах С.С.Скребкова, В.В.Протопопова и др. предпринималась попытка устранить диссонансное (для европейской теории музыки) звучание строчного пения через различные варианты и способы расшифровок невменных строчных партитур. Но загадочность и самобытность раннего русского многоголосья по сей день остается предметом исследований и споров. И.А.Гарднер так формулирует проблематику раннего русского многоголосья: а) расшифровка троестрочных (и четырехстрочных) безлинейных партитур в отношении мензурального значения певческих знаков данной системы безлинейной нотации в соседних по вертикали строках - ритмическая координация строк по вертикали; б) Выяснения высотного значения помет при певческих знаках и координация указываемых ими тонов по вертикали в соседних голосовых строках; в) Принципы голосоведния и вообще принципы и теории неодноголосной композиции; г) Отношение неодноголосной фактуры раннего русского многоголосия к западному средневековому церковному неодноголосию XIII - XV века.
Примечательно, что стояние раннего русского многоголосья особняком среди двух противоборствующих сил отечественного церковного пения (партеса и унисона), не может не рождать мысли о возможном мессианском, примирительном значении строчного многоголосья. Об этом более развернуто мы изложим в предисловии к третьей части "Троестрочника" - "Обиходе Постном".

ПРЕДИСЛОВИЕ
к III части

Данный сборник, являясь третьей и заключительной частью Троестрочного Обихода , посвящен песнопениям Великого Поста. В предыдущих книжицах вкратце сообщалось об истории возникновения и сущности строчного пения. Приводились и порицательные суждения о раннем русском многоголосии (в предисловии к Литургии). Теперь необходимо упомянуть мысли и имена радетелей данного вида церковного предания.
Раннее русское многоголосье - весьма самобытный и важный вид национального пения, - незаслуженно находящийся под спудом забвения, без малого, 300 лет. Неудивительно, что его звучание пока робко возвращается в богослужение. Русский церковный народ, привыкнув все больше к западным музыкальным традициям, не узнает собственных. Подчас строчное пение отторгается как канонически и национально чуждое Русской Церкви. Но обе причины неприятия похожи своими крайностями. Обличать "манкуртность" любителей партеса относительно несложно, упомянув о целостности Святой Руси, отражение которой касалось всех форм Русского Церковного Творчества, позже вероломно попранного западной религиозной культурой. Объяснить же ценность русского допартесного многоголосья некоторым старателям русского же одноголосья, как ни странно, гораздо сложнее. Тем паче, что чаще всего такие прения происходят на очерченном исключительно пением поле.
С чем именно связано появление строчного пения, - однозначно сказать сложно. Можно предположить вслед за В.Мартыновым, что появление русского строчного пения в XVI веке обусловлено победным шествием Церкви в мир, в осознании Московского Царства, как третьего и последнего Рима, проявляющимся в собирании русских святынь, в завоевании Казанского, Астраханского и Сибирского ханств и т.д..
Известно, что выдающийся мастер пения из окружения Ивана Грозного, Василий Рогов, славился как "троестрочному пению роспевщик и творец". В чиновнике Новгородского Софийского собора XVI-XVII веков для 7-го и 14-го сентября значится: "... обедню поют на правом клиросе демественную, а на левом строчную новгородскую...". А на 25 сентября указано: "... подьяки поют стихи преподобнические, а обедню поют на оба лика строчную московскую...". На 4-е октября: "... обедню певцы поют на оба лика строчную московскую... На облачение и на действие ... обедню поют строчную новгородскую" . В показаниях вологодского певчего Ивана Ананьева, данных в 1666 г. упомянуты "верх", "путь" и "низ" Обедни Златоустовой, Задостойников, Обихода строчного, Октая, Праздников Господских, Трезвонов во весь год, Стихер евангельских и т.д.. Следует отметить, что многоголосные рукописи до середины ХVII в., равно как и одноголосные, пока не поддаются расшифровке.
В практике некоторых церковных хоров строчное пение сохранялось почти до середины XVIII века. Есть сведения, что в 1737 г. в московской церкви Козьмы и Дамиана на Таганке еще пели троестрочие.
Именно строчное пение, как считает В.М.Беляев, явилось "нашим русским контрапунктическим стилем", достигшим высоких степеней своего развития в конце XV - начале XVI века . И хотя возможности модального многоголосья строчного пения, по выражению В.В.Медушевского, были "смыты партесным стилем" , русское многолосье было "подслушано" многими русскими композиторами, начиная с М.И.Глинки, воплотившим его в "Жизни за царя" ("Иване Сусанине") и заканчивая Стравинским в его "Свадебке", а также С.С.Прокофьевым, Д.Д.Шостаковичем, В.Мартыновым.
Строчное пение в своих гармонических созвучиях, очевидно, следовало иным правилам многоголосья, нежели те, которым подчиняется западная музыка с периода Возрождения (постхристианского язычества). Можно утверждать, что образцом для ладовых сочетаний служили обертоновые производные отечественного колокольного звона.
Раннее русское многоголосье не подпадает под постановления VI-го Вселенского Собора и Уставные прещения "о бесчинных воплех", поскольку бесчинная для церкви манера звукоизвлечения чужда строчным созвучиям, слагаемым в натурально ладовом ключе. Здесь нет "органоподобных гудений", "мусикийских" аккордов и мелодических противосложений, порицаемых как несоотносимые с православным богослужением. Звуки "верха" и "низа" (иногда "демества") - это лишь отзвуки, вторы и подголоски "пути", несущего канонический напев. Такая второстепенность голосов, окаймляющих путь, выражается в их ритмике, динамике, ладовых соотношениях: протяжный, созерцательный "верх" (демество) и поступенно движущийся, "деятельный" "низ", служат только фоном, лишенным танцевальности и чувственности.
Православное русское богослужение содержит в себе немало примеров подобной множественности. Например, многоярусность отечественных иконостасов и фресок несомненно имеет сущностную связь с "многострочностью" "низа", "пути, "верха", а иногда и "демества" строчного пения. Ограниченная (барельефно-горельефная) скульптурность литых икон, наперсных и богослужебных крестов также сродни певческой строчной многомерности. Можно даже упомянуть и о нынешнем отсутствии первохристианской бытовой и литургической общинности, выражающейся в условной, внешней расколотости богослужебного единства, а именно в дроблении храмового пространства (алтарь, амвон, храм, притвор) и соответственно многогласии молитвословий (когда епископ, священник, дьякон и лик часто озвучивают разный текст). Последовательное неприятие строчного пения, очевидно, должно повлечь и отрицание вышеперечисленных литургических "многострочий", включая иконные оклады, колокольный звон и прочее. Раннее русское многоголосье никоим образом не противоречит общему ряду литургической многомерности при внутренней единоподчиненности и единосущности. Созидаемое в русле евангельского единства, оно стоит на последнем рубеже церковного канона, но не бесчинствует: "да единодушно едиными усты славите Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа" (Римл. 15:6). Поэтому безусловное отторжение строчного пения, как неуставного, обнаруживает отсутствие желания и способности видеть литургическую жизнь целостно и совокупно.
Умеренное распространение раннего русского многоголосья, с признанием канонического превосходства знаменного пения, по нашему убеждению, могло бы приблизить ныне отдаленные станы, исключительно исповедующих партес и унисон. Во-первых, наблюдая постепенность и последовательность в духовном развитии, следует заметить, что резкий прыжок из партесного церковного обихода в знаменное пение подчас является неразумным дерзанием. И в этом смысле строчное многоголосье могло бы служить переходной гранью, - для новоначальных богомольцев, пребывающих по преп. Симеону Новому Богослову на первом, чувственном этапе молитвенного опыта , - подготавливающей потребность в одноголосном певческом предании. Во-вторых, не новость, что знаменное пение, даже среди ощущающих себя его знатоками, слышится подчас всего лишь с точки зрения традиционной эстетики, лишь немного приподнятой над современной музыкальной культурой. Результатом такого восприятия становятся неправильное осмысление и фальшивое пение знаменных песнопений, например, фиксированное приравнивание знаменных ступеней к темперированным нотам, а лествичных согласий к светским гармоническим ладам с вольной альтерацией, - и все это при соответствующем звукообразовании в академических формах. И тут раннее русское многоголосье, как никакое другое пение, способно быть незаменимым пособием, могущим помочь верно услышать и воспроизвести знаменное пение, подобно тому как точное разумение Свящ. Писания обуславливается святоотеческими толкованиями. Ибо строчное пение уникально озвучивает древнерусское ладомелодическое восприятие мира. Категории созвучий, законченных и проходящих, тогда благочестивыми предками нашими, очевидно, воспринимаемые полезными и приятными для слуха, - нам, жертвам обмирщения и подмены, - кажутся, подчас, чередой "музыкальных клякс". (Порою и обратная перспектива православных икон верхоглядно и невежественно воспринимается как безыскусность иконописцев.) Не слыша и не любя тот древнерусский ладомелодический "дух", невозможно верно слышать и петь современное ему знаменное пение. А посему, алчущим и жаждущим богослужебно-певческой правды, нужен подвиг приобщения настоящему церковному преданию, могущему воспитывать не только певческий вкус, но способствовать также стяжанию христианского мировоззрения и обожения. Надеемся, что данный Обиход послужит хорошим подспорьем в сем добром начинании.

С Богом !